ушло часа два, проведенных нами на солнцепеке. Очень скоро пришлось убедиться, что даром это для меня не прошло.

Проехав по маршруту 338-й дивизии еще километров пять, мы наконец заметили палатки ее медсанбата. На ночную нашу телеграмму в дивизии тоже отреагировали: там работала целая комиссия. Но сразу познакомиться с ее выводами мне не довелось.

Оказалось, что мой внешний вид вызвал подозрение у врачей. Меня пригласили в ближайшую палатку, измерили температуру, дали таблетки и напоили крепким чаем, а потом твердо предложили снять обмундирование и не выходить на солнце. Я и сам почувствовал в этом необходимость, только попросил выделить мне в палатке уголок и поставить там раскладной столик для работы.

Так мне на собственном печальном опыте довелось узнать последствия солнечного удара. Но нет худа без добра. Находясь со мной в одинаковых условиях, солдаты и сержанты, пострадавшие как и я от солнечных лучей, разговаривали со мной более свободно и откровенно, особенно на такие «вечные» темы, как правда, справедливость, долг. С удовлетворением я убеждался, например, как эти молодые люди глубоко истолковывают смысл таких, казалось бы, простых и ясных понятий, как «можно» или «нельзя», связывая их с нормами поведения в коллективе, с товариществом и дружбой, а то и с ленью, равнодушием, нечестностью.

Для меня это был один из тех памятных контактов с молодежью, в ходе которых яснее становились ее привлекательные черты, крепло уважение к ней, оставшееся со мной на всю жизнь. И по сей день я с внутренним неприятием отношусь к далеко не всегда оправданным упрекам в адрес молодежи.

Понятно, что в беседах с «друзьями по несчастью» я продолжал доискиваться, в чем были причины время от времени возникавших вспышек солнечных ударов.

Больше всего в палатке оказалось больных из 1138-го стрелкового полка. Все они получили солнечные удары в период с 12 до 14 часов, когда полк продвигался по глубокой лощине, выбраться из которой было невозможно из-за крутых, обрывистых склонов гор. Собственно, и меня солнце настигло в такой же лощине.

Таким образом, оказаться в самый солнцепек в низине, где воздух неподвижен, — это для нетренированного человека и было главной опасностью. С учетом этого в дальнейшем как в 338-й стрелковой дивизии, так и в других наших соединениях и осуществлялась соответствующая профилактика.

Вечером 10 августа врачи разрешили мне покинуть палатку медсанбата. Когда я приехал на НП, генерал Сафонов и полковник Волков показали мне проект приказа войскам о мерах по предотвращению поражения личного состава от солнца. Поскольку я оказался более «просвещенным» в этом вопросе, то внес в проект свои коррективы. Приказ сыграл положительную роль: уже 11 и 12 августа потери от солнечных ударов резко сократились. В самый канун штурма перевалов Большого Хингана это было особенно важно.

Успешными оказались итоги наступления войск армии и на второй день. Корпуса и дивизии продвигались строго по плану, личный состав действовал самоотверженно, преодолевая все преграды на пути к перевалам. Из передовых отрядов докладывали, что, несмотря на постепенное повышение гор, движение по ним облегчалось: стало больше плоскогорий с более твердой каменистой поверхностью, проходимость всех видов транспорта на маршрутах повышалась.

Самым отрадным было сообщение о том, что по мере продвижения вперед улучшались условия для водоснабжения войск. Хотя и на достигнутых рубежах речки и озера заросли травами, но залегание воды в них было неглубоким — полтора-два метра, дебит достаточным, а главное — вода качественная.

В это время наши войска выходили на рубеж реки Ургэп-Гол, притока Халхин-Гола, — главной водной преграды в полосе наступления армии. Она несет с гор чистую, прозрачную, пригодную для питья воду, и это доставило воинам огромную радость. Водой были заполнены все бочки, баки, фляги (кстати, замечу, что стеклянные фляги наших воинов в горных условиях оказались малопригодными, половина их была разбита).

Речка местами имела глубину до 2 метров, и через нее пришлось наводить семь мостов, из них три 35-тонных и один 45-тонный.

Весь день 11 августа Военный совет оставался на НП, Войска армии подошли вплотную к перевалам хребта и на отдельных участках встретились с сопротивлением разрозненных сил противника. Заметно усилилась активность японцев на нашем левом фланге, в районе Халун-Аршанского укрепленного района.

Приближался решающий момент. На 11.00 на НП были вызваны командиры 5-го гвардейского и 113-го стрелковых корпусов для доклада о готовности к преодолению главного хребта Большого Хингана. Мы не сомневались, что первый эшелон войск армии с этой задачей справится. Генералы Безуглый и Олешев своими докладами укрепили уверенность Военного совета.

Обычно в подобных случаях, то есть накануне каких-то важных событий, я находился в войсках. Но врач еще рано утром предупредил меня, что о выезде в войска до следующего утра не может быть и речи. И Людников настаивал на том же, предложив мне заняться рассмотрением накопившихся документов.

Вот так и пришлось мне всю вторую половину дня 11 августа провести в палатке вместе с секретарем Военного совета капитаном Василием Щербой, человеком исполнительным и настойчивым в своем деле. Из принесенной им толстой папки к вечеру удалось по большинству бумаг принять решение, и капитан ушел удовлетворенный.

Тем временем на НП — в ту же палатку, где я работал, — продолжала поступать новая и новая информация.

Наша разведка уже действовала на подступах к главному перевалу. По данным авиации, замечено усиленное передвижение войск противника в районе Халун-Аршанского укрепрайона и города Солунь. Японские летчики нанесли бомбовые удары по частям 61-й танковой дивизии.

К концу дня донесения стали веселее. Наши передовые отряды во многих местах пересекли хребет или надежно закрепились на перевалах и готовили проходы для основных сил дивизий, без задержек двигавшихся по своим маршрутам. Некоторые подразделения из головных частей не удержались от соблазна и еще до исхода дня преодолели главный перевал. Их порыв был понятен, он отражал боевой настрой войск, но в эту ночь их приходилось сдерживать. Надо было создать пути не только для пеших воинов, но и для транспорта, тяжелой артиллерии, подтянуть все части и тылы, надежно прикрыть левый фланг, организовать разведку на восток от хребта.

Вечером состоялся разговор с маршалом Р. Я. Малиновским. Генерал Людников доложил командующему фронтом обстановку, твердо заверил, что завтра, 12 августа, перевалы Большого Хингана в полосе 89-й армии будут форсированы.

Маршал воспринял это с большим удовлетворением, но потребовал, чтобы эту уверенность засвидетельствовал и я. Поэтому мне дважды пришлось брать трубку и с подробностями докладывать ему об успешных действиях дивизий 6-го гвардейского и 113-го корпусов.

После обстоятельного разговора о командующим фронтом у нас с Иваном Ильичом появилось приподнятое настроение. Ведь, откровенно